Хиппуешь, плесень?
Художник Вася Ложкин
Я всегда выглядела старше. Как только выросли они. В шестом классе была плоскодонкой, вешалкой, пацанкой, уехала на лето в Феодосию – и внутри что-то прорвало, будто на соседнем Кара-Даге взорвалась пещера с сиськами. И когда течением принесло обломки взрыва, я как-раз купалась по свистку плаврука лагеря имени Вити Коробкова. Почему досталось только мне, гадаю до сих пор. Это проклятье потухшего вулкана Кара-Даг или счастливое стечение обстоятельств? Но как только я вернулась 1 сентября в школу, меня никто не узнал. Кто эта женщина с анекдотичными пропорциями, с детским живым лицом и недетским бременем красоты? Мальчики сразу поняли, что со мной теперь можно не только воровать яблоки в колхозном саду и гонять на великах, но и разминать пальцы рук. Каждый вызревший к тому времени одноклассник считал своим долгом собственноручно убедиться, что это не иллюзия, не обман, не тряпок я туда напихала, а честно экипировалась к новому учебному году. И самый озабоченный длинный гормононосец даже стал приходить по вечерам ко мне в интернат в надежде умять лакомый кусочек. Но воспитатели интерната блюли наши титьки, большие и малые, и отгоняли парней от окон нашего государственного хостела тех времен. Там в «инкубаторе» на постое после обычной школы вечерами обитали полусироты, дети плодоносящих цыган, железнодорожников пустынных полустанков, в которых нет школ; и просто те, кто жил далеко и был территориально приписан к Вишневской средней школе.
До дома я добиралась на электричках раз в неделю, а иногда раз в месяц, когда отец и мачеха были в творческом состоянии или папа Федя уезжал с вагон-клубом на киногастроли по Приднепровской ЖД. Вот как-то ехала на электричке нарядная в школьной форме и в белом праздничном фартуке, то ли был выпускной в восьмом, то ли просто ленинская вечеринка у страны. И вот иду я по вагону вместе с несколькими одноклассницами, обычными, в меру развитыми девочками, сочными, но не чрезмерными, аппетитными, но не целлюлитными. Завершаю колонну, фиксирую стаю. Я, образец победы советской пищевой промышленности над разными буржуазными странами Запада, которые морят голодом свой рабочий народ. Иду и символизирую собой плодородие, урожайность, материнство, изобилие и триумф животноводства. Продвигаюсь по узкому проходу среди переполненных рабочим классом и тунеядцами скамеек электропоезда Днепропетровск-Пятихатки. Со стороны одной из компаний несется звонкий свист и комментарии:
- Ничего себе школьница!
Только другими словами. Ближе к детородному инструментарию. Были еще какие-то фразы, общий смысл которых сегодня можно лаконично свести к фразе «ябвдул».
Так я потеряла детство. Ибо после внезапного мутантского тюнинга я навсегда перестала быть для внешнего мира тем ребенком, которым все еще являлась внутри. Собственно, и сейчас мало что изменилось. Я тот же ребенок, только с большими сиськами. И это несоответствие формы и содержания терзает меня и никак не может примирить с действительность.
Когда я после возвращения из Москвы хотела доучиться в Петрозаводске один год после Литинститута, декан истфака спросил: «А у вас кто поступает: сын или дочь». Мне было 24 года. Моему сыну 4.
И так всю жизнь. Лицо детское, тело разъевшейся порнозвезды. В Крыму плаваю, вода скрывает все изобилие, только буйки мерно раскачиваются рядом с молодым лицом. Парни флиртуют, не заплывают за буйки, пытаются повиснуть на них и получить кайф. «Ты такая классная. У тебя такие классные. Что вечером делаешь? А поплыли на Чаячий остров. А ты можешь снять лифчик?»
А из воды выхожу, открывается то, что скрывалось за верхушкой айсберга. И парни виновато пятятся вглубь пляжа: «Женщина, извините пожалуйста».
Как бы я ни одевалась просто и демократично, лицо тетки не задрапируешь ни косичками, ни яркой помадой. Как бы я ни молодилась, сколько бы плесень ни хипповала, а людям со стороны всегда видно твой истинный возраст. Если раньше меня старили сиськи, то сегодня плохо прокрашенная седина и ранние пигментные пятна на лбу говорят: тетя, иди спать. Ведь вы же помните, что у нас страна эйджизма, когда взрослым людям тусоваться по возрасту не положено.
На днях я возвращалась с шумного праздника с молодой компанией. Самая близкая мне по возрасту девушка была 34-летней. Остальные от 24 до 28. Я чувствовала себя очень комфортно в стае этих молодых модных людей. Мы зашли в круглосуточный торговый центр, веселые и слегка подвыпившие. Мы громко общались, пританцовывали, что-то пели вместе. В общем, вели себя вызывающе для часа ночи в пустом торговом зале. Немолодая охранница сделала нам замечание, что магазин – не танцплощадка. И меня это возмутило. А где, говорю, в правилах магазина записано, что в магазине запрещено танцевать. И тут она разворачивается всем корпусом ко мне, хотя до этого общалась со всей протестующей компанией.
- Ладно они, молодежь бестолковая, но вы то – взрослая женщина. Вам-то как не стыдно!.
Меня почему-то так рассмешила ее фраза, что я сразу прекратила бороться за права танцующих, осознав всю комичность ситуации. Действительно, будто мама вывела семью на шоппинг и подает детям пример плохого поведения. Хотя что в танце плохого, с другой стороны, не ясно.
Тем не менее, тетке удалось осадить меня. В самом деле, я же всегда выгляжу старше. А уж рядом с теми, кого я на 10-20 лет старше, так и вообще - древность в кедах.
В последнее время стала замечать, что мне жутко не хватает ровесников в окружении. Я все время околачиваюсь с +/- 15-20 лет. А свое поколение проходит мимо. Эти хоть не скажут – вы взрослая женщина. Потому что многие помнят одни и те же школьные игры, проказы и песни. Те, кто помнит меня ребенком, воспринимает как ребенка. Воспоминания детства омолаживают организм на год, не меньше.
Ровесники, давайте спасемся от старости вместе. Надо бы сегодня позвонить кому-нибудь из братьев и сестер по школьному разуму. А то скоро решу сама себя, стареющую, жалеть – и молодежь - не дай бог - начнет уступать место в троллейбусе.
Я всегда выглядела старше. Как только выросли они. В шестом классе была плоскодонкой, вешалкой, пацанкой, уехала на лето в Феодосию – и внутри что-то прорвало, будто на соседнем Кара-Даге взорвалась пещера с сиськами. И когда течением принесло обломки взрыва, я как-раз купалась по свистку плаврука лагеря имени Вити Коробкова. Почему досталось только мне, гадаю до сих пор. Это проклятье потухшего вулкана Кара-Даг или счастливое стечение обстоятельств? Но как только я вернулась 1 сентября в школу, меня никто не узнал. Кто эта женщина с анекдотичными пропорциями, с детским живым лицом и недетским бременем красоты? Мальчики сразу поняли, что со мной теперь можно не только воровать яблоки в колхозном саду и гонять на великах, но и разминать пальцы рук. Каждый вызревший к тому времени одноклассник считал своим долгом собственноручно убедиться, что это не иллюзия, не обман, не тряпок я туда напихала, а честно экипировалась к новому учебному году. И самый озабоченный длинный гормононосец даже стал приходить по вечерам ко мне в интернат в надежде умять лакомый кусочек. Но воспитатели интерната блюли наши титьки, большие и малые, и отгоняли парней от окон нашего государственного хостела тех времен. Там в «инкубаторе» на постое после обычной школы вечерами обитали полусироты, дети плодоносящих цыган, железнодорожников пустынных полустанков, в которых нет школ; и просто те, кто жил далеко и был территориально приписан к Вишневской средней школе.
До дома я добиралась на электричках раз в неделю, а иногда раз в месяц, когда отец и мачеха были в творческом состоянии или папа Федя уезжал с вагон-клубом на киногастроли по Приднепровской ЖД. Вот как-то ехала на электричке нарядная в школьной форме и в белом праздничном фартуке, то ли был выпускной в восьмом, то ли просто ленинская вечеринка у страны. И вот иду я по вагону вместе с несколькими одноклассницами, обычными, в меру развитыми девочками, сочными, но не чрезмерными, аппетитными, но не целлюлитными. Завершаю колонну, фиксирую стаю. Я, образец победы советской пищевой промышленности над разными буржуазными странами Запада, которые морят голодом свой рабочий народ. Иду и символизирую собой плодородие, урожайность, материнство, изобилие и триумф животноводства. Продвигаюсь по узкому проходу среди переполненных рабочим классом и тунеядцами скамеек электропоезда Днепропетровск-Пятихатки. Со стороны одной из компаний несется звонкий свист и комментарии:
- Ничего себе школьница!
Только другими словами. Ближе к детородному инструментарию. Были еще какие-то фразы, общий смысл которых сегодня можно лаконично свести к фразе «ябвдул».
Так я потеряла детство. Ибо после внезапного мутантского тюнинга я навсегда перестала быть для внешнего мира тем ребенком, которым все еще являлась внутри. Собственно, и сейчас мало что изменилось. Я тот же ребенок, только с большими сиськами. И это несоответствие формы и содержания терзает меня и никак не может примирить с действительность.
Когда я после возвращения из Москвы хотела доучиться в Петрозаводске один год после Литинститута, декан истфака спросил: «А у вас кто поступает: сын или дочь». Мне было 24 года. Моему сыну 4.
И так всю жизнь. Лицо детское, тело разъевшейся порнозвезды. В Крыму плаваю, вода скрывает все изобилие, только буйки мерно раскачиваются рядом с молодым лицом. Парни флиртуют, не заплывают за буйки, пытаются повиснуть на них и получить кайф. «Ты такая классная. У тебя такие классные. Что вечером делаешь? А поплыли на Чаячий остров. А ты можешь снять лифчик?»
А из воды выхожу, открывается то, что скрывалось за верхушкой айсберга. И парни виновато пятятся вглубь пляжа: «Женщина, извините пожалуйста».
Как бы я ни одевалась просто и демократично, лицо тетки не задрапируешь ни косичками, ни яркой помадой. Как бы я ни молодилась, сколько бы плесень ни хипповала, а людям со стороны всегда видно твой истинный возраст. Если раньше меня старили сиськи, то сегодня плохо прокрашенная седина и ранние пигментные пятна на лбу говорят: тетя, иди спать. Ведь вы же помните, что у нас страна эйджизма, когда взрослым людям тусоваться по возрасту не положено.
На днях я возвращалась с шумного праздника с молодой компанией. Самая близкая мне по возрасту девушка была 34-летней. Остальные от 24 до 28. Я чувствовала себя очень комфортно в стае этих молодых модных людей. Мы зашли в круглосуточный торговый центр, веселые и слегка подвыпившие. Мы громко общались, пританцовывали, что-то пели вместе. В общем, вели себя вызывающе для часа ночи в пустом торговом зале. Немолодая охранница сделала нам замечание, что магазин – не танцплощадка. И меня это возмутило. А где, говорю, в правилах магазина записано, что в магазине запрещено танцевать. И тут она разворачивается всем корпусом ко мне, хотя до этого общалась со всей протестующей компанией.
- Ладно они, молодежь бестолковая, но вы то – взрослая женщина. Вам-то как не стыдно!.
Меня почему-то так рассмешила ее фраза, что я сразу прекратила бороться за права танцующих, осознав всю комичность ситуации. Действительно, будто мама вывела семью на шоппинг и подает детям пример плохого поведения. Хотя что в танце плохого, с другой стороны, не ясно.
Тем не менее, тетке удалось осадить меня. В самом деле, я же всегда выгляжу старше. А уж рядом с теми, кого я на 10-20 лет старше, так и вообще - древность в кедах.
В последнее время стала замечать, что мне жутко не хватает ровесников в окружении. Я все время околачиваюсь с +/- 15-20 лет. А свое поколение проходит мимо. Эти хоть не скажут – вы взрослая женщина. Потому что многие помнят одни и те же школьные игры, проказы и песни. Те, кто помнит меня ребенком, воспринимает как ребенка. Воспоминания детства омолаживают организм на год, не меньше.
Ровесники, давайте спасемся от старости вместе. Надо бы сегодня позвонить кому-нибудь из братьев и сестер по школьному разуму. А то скоро решу сама себя, стареющую, жалеть – и молодежь - не дай бог - начнет уступать место в троллейбусе.
Посмотрел ваши фотографии в вк. Моё субъективное мнение - вы выглядите лет на 5 моложе :)
ОтветитьУдалить